Метка: зима

Гном — отчаянный чувак, решившийся подобно мне повторить прошлогодний опыт. Они тогда ко мне всей семьёй припёрлись, когда их хозяева предусмотрительно покинули наши пространства в сторону более комфортной жизни. Он, Цыганка (его мама, ставшая в итоге женой) и совместный их отпрыск Мелкий. Его я не знал, как звать и кликал Гомосеком, потом Гомиком, Гномиком, Гномом. В сентябре пока меня не было, Цыганка покинула нас, вероятно не естественным образом, Мелкий похоже где-то обосновался, встречаю его иногда, ржу над ним. Ну а Гном, проявляя чудеса преданности и выносливости, так и трётся возле меня. Похавать ему почти каждый день перепадает, даже есть своя тарелка, а спит он, вероятно в одной из самых больших собачьих будок в мире, в летней кухне на куче мха. Гном — α-самец. Как-то будучи в гостях, где живёт гуляющая в те дни Мулька, я вышел во двор и увидев там с десяток псов ожидающих её выхода, я разогнал их всех кроме Гнома, который пришёл по большей части в поисках меня, и вызвав Мульку из предбанника на улицу, сказал Гному — «давай!». Ну он не растерялся и окучил её прямо у меня на глазах под мои же аплодисменты. Так что ждём пополнения.

Максим — девочка. Мы с ней знакомы уже почти два года, с самого моего СельСтарта. Именно она привела ко мне своего сынка Плутона со словами типа «там молоко разливают, шёл бы жить у него» — так он и поступил. Плутошка покинул нас в ноябре, а уже в декабре Максим стала жить у меня, после того как и её хозяйка покинула сей не всегда уютный, но всё же Мир. МаКСксКС любит мою тёплую палатку и не любит картошку; возле дома постоянно трутся, орут и дерутся коты. Максим для них — лакомый кусочек, ведь помимо того, что она реально офигенная, кошек мало кто держит ввиду их понятной особенности выплёвывать из себя маленьких пушистых дармоедов.

Так жизнь, чередуясь со смертью, продолжают наполнять земную поверхность как плодородным гумусом, так и вполне себе определёнными сущностями, не торопящимися им стать. Наблюдать сей процесс, быть его соучастником — великая честь, подобная искренней Божественной радости за своё Творение. В этом хороводе рука за руку кружатся все, начиная от бактерии, травинки и червяка, а заканчивая кошкой, собакой и человеком. Танцуйте!

Крымская печь — это самое уёблое из всего, виданного мной; морской огурец — милашка по сравнению с ней. Я всегда считал индусов пионерами в области поддрачивания реальности под свои нужды с помощью подручных предметов, совершенно не уместных, на первый взгляд, в данном контексте. Однажды на двери туалета (тьфу, гальюна) океанского лайнера «Акбар» я узрел одновременно замок, шпингалет и крючок! Но крымчане не только не уступают, но, пожалуй, переплёвывают индийскую ремонтную ахинею. То ли это такой южный бахалай, то ли попросту полуостровной менталитет…

Здесь стоит сделать небольшое, но важное отступление, объяснив, что «крымские печи», как я утверждаю односелянам «не предназначены для обогрева, а только для готовки», ибо у них попросту отсутствуют задвижки. Старейшины шёпотом рассказывают, что когда-то они были, но из-за печально известного на всю округу инцидента, в результате которого в пьяном угаре безвозвратно угорело несколько жителей, всему населению пришлось в спешке бесследно стирать из реальности опасные и от того соблазнительные приспособления. Мне же, с детства привыкшему к тому, что летальный исход в результате отравления CO (угарный газ, хим.), являющийся следствием неправильного использования задвижки, а если быть точным, то её несвоевременного задвигания — норма. Выбор правильного момента — это не удача, а попросту оценка состояния горения используемого топлива. Когда нет огня, включая маленькие синенькие язычки (к праотцам обычно отправляются именно из-за них), можно смело закрывать трубу, направляя жар от углей в дом, а не в космос.

Как бы то ни было, место упокоения моей задвижки я так и не нашёл, но осознав таки, что «Зима Близко»™, я решил глянуть из чего же из чего же из чего же сделана моя печка, которая в прошлый отопительный сезон не то чтобы совсем не горела, но делала это с такой принципиальной неохотой, что казалось, будто к её горлу (трубе) приставлен нож. По итогу я вытащил из её желудка (продолжая анатомические аналогии) кучу раскуроченных кирпичей, совершенно ничем не связанных между собой; непонятных железяк на этих кирпичах, поддерживающих неизвестно что; невменяемых металлических прутьев, подпирающих эти железяки. Кроме того два двадцатилитровых ведра какой-то жуткой требухи из золы, копоти и разложившейся глины.

Собирая пазл обратно, я ограничился несколькими кирпидонами, дабы подпереть разломанную плиту да парой железяк, чтобы поддержать её сзади. Гори оно всё синем пламенем! Горит.!.

А заразившись южно-полуостровным стремлением к совершенству, я решил попросту перекрывать моей печке пищевод, хитроумно насовывая в него оставшихся после операции кирпичей. И здесь кроется некоторое отличие от знакомой всем физиологии взрослого человека. Ведь кормление печки, словно пренатального младенца, происходит напрямую через желудок, а вот блюёт (тьфу, срыгивает) дымом она уже как грудничёк.